Андрей остановился на полном скаку.
— Человек? — задумчиво протянул он. — Ну… женщина… вообще-то, наверное, тоже человек, хотя и менее продвинутый в духовном плане.
— Спасибо на добром слове, — кивнула я и гордо удалилась.
Дома Бэби огорошила меня странным вопросом.
— Как ты считаешь, ты с возрастом становишься лучше или хуже?
Я задумалась. В детстве я совершенно не умела врать. Нет, я была способна что-нибудь сфантазировать и самой поверить, какую-нибудь волшебную историю, а вот сказать полезную для себя реалистическую неправду просто физически не могла. Так была устроена. А сейчас могу. Или умолчать, чтобы меня оставили в покое. Сто раз так делала.
Или еще. Раньше я четко понимала, что хорошо и что плохо, и старалась поступать хорошо. А теперь убеждаю себя, что на все можно посмотреть с двух сторон, однозначно хорошего или плохого нет, и поэтому можно вести себя так, как тебе приятнее. И вообще, я стала бесчувственная и эгоистичная. Думаю только о себе и ставлю на первое место свои шкурные интересы, а не интересы окружающих. Своя, мол, рубашка ближе к телу.
Я резюмировала:
— С возрастом я несомненно становлюсь хуже.
— И я тоже, — сообщила Бэби. — Тебе не кажется это странным? Казалось бы, смысл жизни человека в том, чтобы улучшаться, а не ухудшаться? А мы ухудшаемся — боюсь, почти все. Вспомни, как ведут себя в общественном транспорте старушки. Никакой особой мудрости или доброты в помине нет, сплошная раздражительность. И мы с тобой такие будем. Нелогично, правда? Какой-то тупиковый у человека путь развития, не вверх ведет, а вниз.
Идея мне не понравилась, и я попыталась придумать возражение, но не успела. Раздался страшный женский визг. В точности такой же, как позавчера. Мы точно так же вскочили, накинули на себя, что попало, и выскочили за дверь. Не знаю, бывает ли у вас такое странное чувство, будто жизнь происходит с вами не по первому разу, а идет по кругу? У меня бывает довольно часто. Кажется, совсем немного усилий — и ты вспомнишь свое будущее, потому что оно уже свершилось когда-то. Это называется дежавю. Тряхнешь посильнее головой, и дежавю отступит. Вот мне и захотелось тряхнуть головой, чтобы избавиться от наваждения. Но нет! Это не дежавю — это правда. События повторяются. Ибо нет ничего нового под луной.
Во дворе метались испуганные люди.
— Снова туда же, — скомандовал Митя. — Крик оттуда.
Мы помчались к туалету. Сегодня его, к нашей радости, вновь открыли. Лучше бы мы не радовались! На тропинке — на той же тропинке! — стояла Света и визжала. Митя обнял ее за плечи и отвел в сторону. В его объятиях она смолкла, и установилась звенящая, ужасающая тишина. Юрий Андреевич сделал несколько шагов вперед и присел.
— Все-таки случилось, — мрачно произнес он странную фразу и, поднявшись, отошел.
— Кто это? — напряженным, неестественным голосом, срывающимся на визг, поинтересовался Арсений.
Ему не ответили. Митя крепко сжимал Свету, рядом стоял превратившийся в изваяние Руслан. Вадик в ужасе смотрел на отца, Лида кусала губы. Впрочем, видно было плохо, и в отношении выражения лиц я могла ошибаться.
— Йо-хо-хо-хо-хо!
Мертвое тело — а я была убеждена, что на тропинке лежит мертвое тело — издало какой-то дикий, невообразимый клич. Нечеловеческий, невозможный! Я не завизжала исключительно потому, что лишилась голоса. Чего нельзя сказать о Лиде, Ларисе, Ире и даже Руслане.
Что-то зашевелилось впереди, и нашим глазам предстал Максим.
— Йо-хо-хо-хо-хо! — в восторге повторил он. — Новый жмурик, новый жмурик! Во клево! Новый жмурик!
— Кто там, Максюша? — тихо прошелестела Лида.
— Дядя Леша! Жирных убивают, во! Во клево! Жирных убивают!
И тут на меня словно обрушилась лавина. Совсем недавно я приняла Лешу за мертвого, и вот он мертв. Почему я сразу не осознала, что моя ошибка — это предчувствие, предупреждение? Почему я ничего не сделала, чтобы спасти его? Мне хотелось поделиться терзаниями с Бэби, но мысли путались, и я с удивлением услышала, как отчаянно кричу:
— Это Петр Михайлович! Это снова Петр Михайлович! Уже второй раз!
Я будто наблюдала за собой со стороны, но контролировать поведение была не в силах. Митя оставил Свету и обнял за плечи меня. Я замолчала и заплакала.
— Ну, что? — вздохнул он. — Кто пойдет к администрации? Снова вы?
Он обращался к Юрию Андреевичу с Вадиком.
— Ну, нет, — твердо заявил Юрий Андреевич. — Хорошенького понемножку. Теперь идите вы, а мы постоим тут.
Митя с Русланом не возражали. По пути они отвели женскую часть нашего общества к домикам и оставили, а сами канули в темноту. Вообще оба убийства ассоциировались у меня с темнотой. Знаете ли вы южную ночь? Нет, вы не знаете южной ночи! Темнота там почти живая. Она так густа, что ее можно пить.
Мы со Светой тихонько лили слезы, Бэби и Лариса казались спокойными, а Лида с Ирочкой время от времени глухо стонали. Бесед мы не вели, происшедшего не обсуждали.
Милиция явилась в том же составе, но майор Ильин был гораздо вздрюченнее, чем в прошлый раз.
— Что ж вы так? — укоризненно поинтересовался он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Как тут ответишь?
Вскоре нас собрали за стоящим во дворе столом. Итак, кто присутствует? Мы с Бэби, Света с Ларисой, Лида с Максимом. Еще Арсений и Ирочка, Митя и Руслан, Юрий Андреевич и Вадик. Двенадцать человек. А кто отсутствует? Один Андрей. Впрочем, Андрея наученный опытом капитан Игаев быстренько выволок из домика на свет божий, прервав очередную медитацию. Кстати, кого, кроме Андрея, не было в прошлый раз? Ирочка с Лешей появились позднее, Лариса же и вовсе утром. Теперь Ирочка и Лариса с нами.